Сойка-пересмешница - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Я повесила папину куртку на спинку стула. На некоторое время это место показалось мне домом. В итоге я решила, что поездка в Двенадцатый не была пустой тратой времени.

Мы вместе спускались вниз в столовую в 18:30 - на обед, когда зазвучал комуникатор Гейла.

Он выглядит как большие часы, но получает письменные сообщения. Получить комуникатор - это особая привелегия, которая предназначена для тех, кто очень важен, Гейл получил этот статус при спасении граждан Двенадцатого.

- Им нужны двое из нас в управлении, - произнес он.

Отставая на несколько шагов от Гейла, я постаралась собраться, набраться уверенности чтобы быть непреклонной Сойкой - Пересмешницей на собрании. Я замешкалась в двери управления, высокотехнологичной комнаты военных совещаний, укомплектованной компьютеризированными говорящими стенами, электронными картами показывающими передвижения отрядов в разных дискритах, и гиганским прямоугольным табло с панелью управления, которою я не собиралась трогать.

Никто не заметил меня, хотя все уже собрались возле телевизионного экрана в дальнем углу комнаты, который круглосуточно показывал телепередачи Капитолия. Я думала, что смогу улизнуть, когда Плутарх, чья полная фигура заслоняла телеэкран, заметил меня и настойчиво подозвал присоединится.

Я неохотно подошла, стараясь представить, как это может меня заинтересовать. Всегда одно и то же. Съемки войны. Пропаганда. Повтор бомбардировок Дистрикта 12.

Угрожающее заявление от Президента Сноу. Это достаточно занимательно - видеть Цезаря Фликермана, неизменного ведущего Голодных игр, с его разрисованным лицом и забавным костюмом, готовящимся взять интервью. Все это забавно, пока камера не поворачивается, и я вижу что его гость это Пит.

Меня оглушило. На подобие утопающего, которому не хватает кислорода, я задыхаюсь и издаю стон одновременно, от неожиданной боли.

Я отталкиваю людей в стороны, пока не оказываюсь прямо напротив него, моя ладонь прижимается к экрану. Я ищу в его глазах любой признак боли, любое отражение агонии от пыток.

Ничего нет. Пит выглядит здоровым. Его кожа светится, безупречна, как и все тело будто отполировано. Его восстанавливали, серьезно. Я не могу сопоставить это изображение с избитым, растерянным мальчиком, который преследует меня во снах. Цезарь удобнее устраивается на стуле напротив Пита и пристально смотрит на него.

- Что же... Пит... с возвращением.

Пит слегка улыбнулся.

- Держу пари, вы думали, что уже взяли у меня последнее интервью, Цезарь.

- Признаюсь, я так и думал, - говорит Цезарь. - Ночью перед Двадцатипятилетием Подавления... что ж, разве кто-нибудь думал, что мы увидим тебя снова?

- Определенно, это не являлось частью моего плана, - говорит Пит с хмурым видом.

Цезарь слегка склонился к нему.

- Я думаю, что всем нам было ясно, каков был твой план. Пожертвовать собой на арене, чтобы Китнисс Эвердин и ваш ребенок могли выжить.

- Так и было. Просто и ясно.

Пальцы Пита двигались по обитому материей подлокотнику. - Но другие люди так же имели свои собственные планы.

- Да, у других людей были свои планы, - думаю я. Имеет ли Пит представление, что мятежники использовали нас в качестве пешек?

Как мое спасение воспринималось с самого начала? И наконец, по какой причине наш наставник, Хеймитч Эбернети, предал нас обоих, когда он лицемерил, что не имеет никакого личного интереса?

В последовавшей тишине, я замечаю складки, которые появились между бровями Пита. Он сам предположил или ему подсказали?

Но Капитолий не убил, и даже не наказал его. Сейчас это воскрешает мои самие смелые надежды. Я втягиваю в себя его собранность, крепость его тела и ума. Это проходит сквозь меня как морфий, который они давали мне в госпитале, притупляя боль последних недель.

- Почему бы тебе не рассказать нам о той последней ночи на арене? - предлагает Цезарь. - Помоги нам выяснить кое-что.

Пит кивнул, но заговорил не сразу.

- Та последняя ночь... рассказать тебе о последней ночи... ладно, прежде всего тебе придется представить, что чувствуешь на арене. Ты как насекомое, пойманное под чашей, полной горячего воздуха. И везде вокруг тебя - джунгли... зеленые, живые и тикающие.

Те гигантские часы отмеряют уходящее время твоей жизни. Каждый час обещает какой-то новый ужас. Тебе нужно представить, что прошло 2 дня, 16 человек погибли - некоторые из них защищая тебя. И вполне нормально, что оставшиеся 8 умрут к завтрашнему утру. Спасется один. Победитель. И согласно твоему плану, это будешь не ты.

Мое тело начало внезапно потеть от воспоминаний. Руки заскользили вниз по экрану и безвольно повисли по бокам. Питу не нужны кисти, чтобы нарисовать картины Игр. Он прекрасно это делает и на словах.

- Когда ты на арене, остальной мир становится очень далеким, - завершает он. - Все люди и вещи, которых ты любил или заботился прекращают существовать для тебя.

Розовое небо, чудовища в джунглях и трибуты, жаждущие твоей крови, становятся твоей последней реальностью, единственной, которая имеет значение. И как бы плохо это не заставляло тебя себя чувствовать, ты собираешься убивать, потому что на арене у тебя есть всего одно-единственное желание. И оно очень дорого стоит.

- Оно стоит твоей жизни, - сказал Цезарь.

- О, нет. Это стоит гораздо дороже твоей жизни. Убивать невинных людей? - парировал Пит. - Это стоит всего, чем ты являешься.

- Всего, чем ты являешься, - тихо повторил Цезарь.

Тишина обрушилась на комнату, и я почувствовала, как она распространяется по Панему. Нация прильнула к экранам. Потому что никто до этого не рассказывал, на что это похоже - быть на арене. Пит продолжил. - Поэтому ты борешься за свое желание.

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6